Корзина с еловыми шишками (рассказ.  фрагмент)

1
Композитор Эдвард Григ проводил осень в лесах около Бергена. Все леса хороши с их грибным воздухом и шелестом листьев. Но особенно хороши горные леса около моря. В них слышен шум прибоя.
Однажды Григ' встретил в лесу маленькую девочку с двумя косичками - дочь лесника. Она собирала в корзинку еловые шишки.
- Как тебя зовут, девочка? - спросил Григ.
- Дагни Педерсен, - вполголоса ответила девочка.
Она ответила вполголоса не от испуга, а от смущения. Испугаться она не могла, так как глаза у Грига смеялись.
- Вот беда! - сказал Григ. - Мне нечего тебе подарить. Я не ношу в кармане ни кукол, ни лент, ни бархатных зайцев. Слушай, Дагни, я придумал. Я подарю тебе одну интересную вещь. Но только не сейчас, а лет через десять.
Дагни даже всплеснула руками.
- Ой, как долго!
- Понимаешь, мне её ещё нужно сделать. Я сделаю её, может быть, за несколько дней. Но такие вещи не дарят маленьким детям. Я делаю подарки для взрослых. Ты ещё маленькая и многого не понимаешь. А теперь давай корзинку. Ты её едва тащишь. Я провожу тебя, и мы поговорим о чём-нибудь другом.
Дагни вздохнула и протянула Григу корзину. Она действительно была тяжелая. В еловых шишках много смолы, и потому они весят гораздо больше сосновых.
Когда среди деревьев показался дом лесника, Григ сказал:
- Ну теперь ты добежишь сама, Дагни Педерсен. В Норвегии много девочек с таким именем и фамилией, как у тебя. Как зовут твоего отца?
- Хагеруп, - ответила Дагни и, наморщив лоб, спросила:
- Разве вы не зайдете к нам? У нас есть вышитая скатерть, рыжий кот и стеклянная лодка. Дедушка позволит вам взять её в руки.
- Спасибо. Сейчас мне некогда. Прощай, Дагни!
Григ пригладил волосы девочки и пошел в сторону моря.
«Я напишу музыку, - решил Григ. - На заглавном листе я прикажу напечатать: «Дагни Педерсен - дочери лесничего Хагерупа Педерсена, когда ей исполнится восемнадцать лет».

В Бергене все было по-старому.

 

Все, что могло приглушить  звуки, — ковры, портьеры и мягкую мебель — Григ давно убрал из дома.

Остался только старый диван. На нем могло разместиться до десятка гостей, и Григ не решался его

выбросить.

 

Друзья говорили, что дом композитора похож на жилище дровосека. Его украшал  только рояль.

Если человек был наделен воображением, то он мог услышать среди этих белых стен

волшебные вещи — от рокота северного океана, что катил волны из мглы и ветра, что

высвистывал над ними свою дикую сагу, до песни девочки, баюкающей тряпичную куклу.

 

Рояль мог петь обо всем — о порыве человеческого духа к великому и о любви. Белые и черные

клавиши, убегая из-под крепких пальцев Грига, тосковали, смеялись, гремели бурей и гневом

и вдруг сразу смолкали.

Тогда в тишине еще долго звучала только одна маленькая струна,будто это плакала Золушка, обиженная сестрами.

Григ, откинувшись, слушал, пока этот последний

звук не затихал на кухне, где с давних пор поселился сверчок.

 

Становилось слышно, как, отсчитывая секунды с точностью метронома, капает из крана вода. 

Капли твердили, что время не ждет и надо бы поторопиться, чтобы сделать все, что задумано.

Григ писал музыку для Дагни Педерсен больше месяца.

 

Началась зима. Туман закутал город по горло. Заржавленные

пароходы приходили из разных стран и дремали у деревянных пристаней, тихонько посапывая паром.

 

Вскоре пошел снег. Григ видел из своего окна, как он косо летел, цепляясь за верхушки деревьев.

 

Невозможно, конечно, передать музыку словами, как бы ни был богат наш язык.

 

Григ писал о глубочайшей прелести девичества и счастья.

 

Он писал и видел, как навстречу ему бежит, задыхаясь от радости, девушка с зелеными сияющими глазами. Она

обнимает его за шею и прижимается горячей щекой к его седой небритой щеке «Спасибо!» — говорит она, сама еще не зная, 

за что она благодарит его.

«Ты как солнце, — говорит ей Григ — Как нежный ветеp и раннее утро.

У тебя на сердце расцвел белый цветок и наполнив все твое существо благоуханием весны.

Я видел жизнь. Что бы тебе ни говорили о ней, верь всегда, что она удивительна

и прекрасна. Я старик, но я отдал молодежи жизнь, работу, талант. Отдал все без возврата.

Поэтому я, может быть, даже счастливее тебя, Дагни.

Ты — белая ночь с её загадочным светом.

 Ты — счастье. Ты — блеск зари. От твоего голоса вздрагивает сердце.

Да будет благословенно все, что окружает тебя, что прикасается к тебе и к чему прикасаешься

ты, что радует тебя и заставляет задуматься".

Григ думал так и играл обо всем, что думал. Он подозревал, что его подслушивают. Он даже догадывался, кто этим занимается. Это были синицы на дереве, загулявшие матросы из порта, прачка из соседнего дома, 

сверчок, снег, слетавший с нависшего неба, и Золушка в заштопанном платье.

Каждый слушал  по-своему.

Синицы волновались. Как они ни вертелись, их трескотня не могла заглушить рояля.

Загулявшие матросы рассаживались на ступеньках дома и слушали,

всхлипывая. Прачка разгибала спину, вытирала ладонью покрасневшие глаза и покачивала головой

Сверчок вылезал из трещины в кафельной печке и подглядывал в щелку за Григом.

Падавший снег останавливался и повисал в воздухе, чтобы послушать звон,

лившийся ручьями из дома.

 

А Золушка смотрела, улыбаясь, на пол. Около её босых ног стояли

хрустальные туфельки. Они вздрагивали, сталкиваясь друг с другом, в ответ на аккорды,

долетавшие из комнаты Грига.

 

Этих слушателей Григ ценил больше, чем нарядных и вежливых посетителей концертов.

 

2
В восемнадцать лет Дагни окончила школу. По этому случаю отец отправил Дагни в Христианию погостить к своей сестре Магде.
Магда работала театральной портнихой. Муж её Нильс служил в том же театре парикмахером.
Дагни часто ходила в театр. Это было увлекательное занятие. Но после спектаклей Дагни долго не засыпала и даже плакала иногда у себя в постели. Напуганная этим, тетушка Магда успокаивала Дагни и настояла на том, чтобы пойти ради разнообразия на концерт.
Был тёплый июнь. Стояли белые ночи. Концерты проходили в городском парке под открытым небом. Несмотря на вечер, ни дирижер, ни оркестранты не включили лампочек над пультами.
Дагни впервые слышала симфоническую музыку. Она произвела на неё странное действие. Все переливы и громы оркестра вызывали в Дагни множество картин, похожих на сны.
Потом она вздрогнула и подняла глаза. Ей почудилось, что худой мужчина во фраке, объявлявший программу концерта, назвал её имя.
Дядюшка Нильс смотрел на Дагни не то с ужасом, не то с восхищением. И так же смотрела на неё тетушка Магда.
- Что случилось? - спросила Дагни. Магда схватила её за руку и прошептала: -Слушай!
Тогда Дагни услыхала, как человек во фраке сказал:

- Слушатели из последних рядов просят меня повторить. Итак, сейчас будет исполнена знаменитая музыкальная пьеса Эдварда Грига, посвященная дочери лесника Хагерупа Педерсена Дагни Педерсен по случаю того, что ей исполнилось восемнадцать лет.
Дагни вздохнула так глубоко, что у нее заболела грудь. Она хотела сдержать этим вздохом подступившие к горлу слезы, но это не помогло. Дагни нагнулась и закрыла лицо руками.
Сначала она ничего не слышала. Внутри у нее шумела буря. Потом она наконец услышала, как поет ранним утром пастушеский рожок и в ответ ему сотнями голосов, чуть вздрогнув, откликается, как эхо, струнный оркестр.
Мелодия росла, подымалась, бушевала, как ветер, неслась по вершинам деревьев, срывала листья, качала траву, била в лицо прохладными брызгами. Дагни почувствовала порыв воздуха, исходящий от музыки, и заставила себя успокоиться.
Да! Это был её лес, её родина, её горы, песни рожков, шум её моря! Так, значит, это был он! Тот седой человек, что помог ей донести до дому корзину с еловыми шишками. Это был Эдвард Григ, волшебник и великий музыкант! Так вот тот подарок, что он обещал сделать ей через десять лет!
Дагни плакала, не скрываясь, слезами благодарности.

К тому времени музыка заполнила все пространство между землей и облаками, повисшими над городом. От мелодических волн на облаках появилась легкая рябь. Сквозь нее светили звезды.

 

Музыка уже не пела. Она звала. Звала за собой в ту страну, где никакие горести не могли охладить любви, где никто не отнимает друг у друга счастья, где солнце горит, как корона в волосах сказочной доброй

волшебницы.

 

В наплыве звуков вдруг возник знакомый голос. «Ты — счастье, —говорил он. — Ты — блеск зари!»

 

Музыка стихла. Сначала медленно, потом все разрастаясь, загремели аплодисменты.

 

Дагни встала и быстро пошла к выходу из парка.

Все оглядывались на нее. Может быть, некоторым из слушателей пришла в голову мысль, что эта

девушка и была той Дагни Педерсен, которой Григ посвятил свою бессмертную вещь.

 

«Он умер! — думала Дагни. — Зачем?» Если бы можно было увидеть его!

Если бы он появился здесь! С каким стремительно бьющимся сердцем она побежала

бы к нему навстречу, обняла бы за шею, прижалась мокрой от слез щекой к его щеке

и сказала бы только одно слово:

 

«Спасибо!» — «За что?» — спросил бы он. «Я не знаю… — ответила бы Дагни.  — За то, что

вы не забыли меня. За вашу щедрость. За то, что вы открыли передо мной то прекрасное, чем должен жить человек».

 

Дагни шла по пустынным улицам. Она не замечала, что следом за ней, стараясь не попадаться ей на глаза, шел Нильс,

посланный Магдой. Он покачивался, как пьяный, и что-то бормотал о чуде, случившемся в их маленькой жизни.

 

Сумрак ночи еще лежал над городом. Но в окнах слабой позолотой уже занимался северный рассвет.

 

Дагни вышла к морю. Оно лежало в глубоком сне, без единого всплеска.

 

Дагни сжала руки и застонала от неясного еще ей самой, но охватившего все её существо чувства красоты этого мира.

 

— Слушай, жизнь, — тихо сказала Дагни, — я люблю тебя.

 

И она засмеялась, глядя широко открытыми глазами на огни пароходов. Они медленно качались в прозрачной серой воде.

 

Нильс, стоявший поодаль, услышал её смех и пошел домой. Теперь он был спокоен за Дагни. Теперь он знал, что её жизнь не пройдет

даром.

 

                                          К.Паустовский.